Рамзан Кадыров чувствует свой жанр тонко и органично, и пусть злые языки говорят, что он не знает никаких других. Других ему и не нужно.
«Я – это Россия, а Россия – это я», – сказал в камеру чеченский лидер; зритель сокрушенно улыбнулся, потому что все опять укладывалось в привычную систему образов. Рамзан Кадыров – человек-жанр, человек-символ, и потому его роль – говорить то, что вчера казалось нелепым гротеском, а сегодня обозначает возможный порядок вещей завтра. Поэтому вполне убедительным объяснением нынешней безоглядности чеченского лидера смотрится его психотип и бэкграунд, опыт руководства и, главное, его стиль, доказавший эффективность подходов, которые Кадыров с единомышленниками популяризирует последние недели в форме заявлений, статей и митингов. Все так. Но не все.
В ожидании виража
Все знают такие модели власти, которые требуют своих тонтон-макутов и молчаливых лиц на миллионных митингах. В политическом пространстве появилась соответствующая идейно-технологическая ниша. Кому ее занять, как не Кадырову?
Вопрос только в том, что, как это часто бывает в нашем политическом процессе, появление такой ниши не всегда означает ее реальной востребованности и чьего-нибудь столь же реального желания в ней обжиться. Так, например, получилось с многократно анонсированным русским фашизмом: ниша вроде была, а вышло совсем другое. Кадыров не столько провозглашает и легализует старые фетиши, сколько дает понять, что место для них есть и он никому не рекомендует это место у него оспаривать. Так играют на акциях, покупая месторождение, не собираясь его разрабатывать.
Это не новая политика, а новая, хотя и логично вытекающая из старой, попытка позиционирования. Что, конечно, не означает, что при случае с «пятой колонной» не станут проделывать все то, что Кадыров сегодня предлагает. Просто к его заявлениям и митингам эти программы и прогнозы прямого отношения не имеют.
Сама необходимость постоянного и активного политического позиционирования является как проблемой Кадырова, так и источником его вдохновения. Его коллеги из цеха региональных руководителей от такой необходимости, с одной стороны, можно сказать, избавлены. Но с другой стороны, им в отличие от Кадырова только и остается безучастно сидеть на одном и том же берегу в ожидании проплывающего бонуса или, наоборот, черной метки. И не так в данном случае важно, подкинули Кадырову из Москвы идею для его жгучих выступлений, или он самостоятельно пришел к пониманию термина «враг народа».
Потребность обозначить такую политическую нишу у власти имеется. Цепь событий может несколько увести ее в направлении, весьма далеком от ценностей русского мира и прочего импортозамещения. На этом пути есть немалое количество сложностей, из которых Москве придется постепенно выходить без видимых телезрительскому взгляду побед. Насколько придется возвращаться к забытым приличиям, настолько же придется соблюсти симметрию и обозначить преданность совсем противоположным позициям.
С одной стороны, улыбчивость в «нормандском кругу». С другой, для своих – призраки валютного регулирования и аллюзии на тему врагов народа. Другими словами, чем желаннее будет тихое урегулирование в Донбассе, тем больше доверия и внимания должны вызывать политические упражнения Рамзана Кадырова. Политическое поле как бы расширяется, причем в полном соответствии с моделью новые сегменты должны контролироваться верными власти людьми.
Правда, тут немного необычным выглядит идейный размах, но поскольку он виртуален, как и миллион на митинге в Грозном, экстраординарного в этом ничуть не больше, чем в уверенности Кадырова в том, что Россия – это он, и наоборот. Тем более что на самом деле никакой продуманной уверенности для такого заявления не требуется, просто так вовремя и удачно легла на язык формула, по которой все равно никто ничего не собирается вычислять.
Остров Чечня
Конечно, Кадыров в своем активном позиционировании поставил на нынешнюю модель власти и ее персоналии практически все. У него, впрочем, не было выбора, да и ставка эта оказалась стопроцентно успешной. Однако плана «Б» у него нет и не может быть. У него нет ресурсов, чтобы в случае непредвиденного развития событий гарантировать себе хоть какую-то преемственность или место в новой коалиции. Да и просто выживание, как минимум политическое. Но разгадка его активности совсем не такая прямолинейная, как повсеместно охвативший многих соблазн заподозрить Кадырова в претензиях на главный кремлевский кабинет.
На самом деле доктрина Кадырова нисколько не наступательная. Все его броские инициативы – это не импульс для страны, а игра на укрепление самого себя в том статусе, в котором он неожиданно для всех некогда состоялся, а гарантий в контракте не было. Пока Кадырову удается не только сохранять внешнее финансирование, но и увеличить, пусть и на два-три процента. Что особенно важно в условиях возможного секвестра. Но как все обернется завтра, не знают ни друзья, ни враги. Поэтому миллионный митинг не прихоть тирана, а объективная для него необходимость.
Кадыров в Чечне давно не кумир, и он это знает. Он знает, что две чеченских войны продолжают оставаться травмой, что очень помогает гражданам терпеть те особенности чеченской жизни, над которыми за ее пределами кто-то смеется, кто-то жмурится. Ресурс продолжает работать. Да, жизнь немного как чучхе, зато нет войны и есть деньги, которые худо-бедно, тончайшим слоем, но все-таки растекаются по территории республики, чем отнюдь не все в большой стране могут похвалиться.
Но и этот ресурс иссякает, а проигрывать нельзя, потому что в таких режимах проигрывать опасно иногда и для жизни. В ближний круг входят люди примерно такого же склада, что и сам лидер. Кто-то из них, как ставший знаменитым спикер парламента Магомет Даудов, в свои 35 лет успели вместить и участие во второй войне на стороне боевиков, и амнистию, по поводу которой шеф гордо отметил, что это вышло очень полезно, что Даудова он не убил. Это люди, которые в 20 лет могли стать комендантами Ведено – просто так, потому что в отличие от первой войны, когда такими комендантами становились настоящие зрелые командиры, во второй выбирать не приходилось. Никто ни за что уже не нес ответственность – ни за исход боя, ни за собственные взгляды.
Собственно, это и является главной трудностью любого диктатора: его окружают люди, такие же, как и он, с одним отличием – они ни за что не несут ответственность, потому что она солидарно делегирована ему. В отличие от Кадырова, который связал судьбу с нынешним Кремлем, его гвардия свою судьбу устроит при любом раскладе, как устраивали ее все члены чеченских правительств среднего звена, органично переходя из завгаевского в дудаевское, оттуда опять в завгаевское, потом в масхадовское, и точно так же дальше, без остановок и превратностей. Эти люди, при всей кажущейся преданности патрону, на самом деле от него не так уж и зависят, и патрон не может не понимать, сколько всего ему при случае припомнят.
Так что не надо быть глубоким политическим аналитиком, чтобы оценить все оперативные выгоды борьбы с «пятой колонной» и воспоминаний о 58-й статье. Очередное повышение ставки направлено не на превращение всей России в Чечню, а ровно наоборот. Если по каким-либо причинам не удастся вписаться в неожиданный вираж, в который придется войти федеральной власти, Кадыров заранее усиливает уже имеющееся впечатление о чеченских своеобразиях и о своей отдельности от всего остального конституционного поля, в которое они с отцом когда-то вернули Чечню.
Чтобы заранее все было понятно: чеченские граждане, миллионами выходящие с плакатами про своего главного патриота, могут рассчитывать только на него, и никто за пределами Чечни странностями их жизни не заинтересуется. И точно так же сподвижники, наслаждаясь радостями большой экспансии, должны все равно чувствовать себя островитянами, потому что на свете для них есть только одно место, с которого и выдачи нет, и нравы первозданны.
А если все пойдет без потрясений и никакого виража, в который надо будет всем вписаться, не случится, то список тех, кто назначен шакалами и вшивыми предателями, все равно пригодится. В локальных опять же масштабах, и адресаты этого сигнала те же. Граждане Чечни уже точно знают, что любая критика лидера может обернуться казнью, пока гражданской, вроде публичного поругания по телевизору или банального избиения, от которого не спасают даже государственные границы. То есть все то, что противоречит чеченской традиции, но в полной мере соответствует той стратегии, глаза на которую нам открыл чеченский лидер. Но чем активнее этот стиль Кадыров рекламирует в общефедеральном масштабе и чем благосклоннее к этой рекламе федеральная власть, тем более естественным и безальтернативным он выглядит для самих чеченцев. Остальные пока в его планы не входят.
