Недавние законодательные инициативы — блокировка соцсетей за дискриминацию российских СМИ, разрешительный порядок организации просветительных мероприятий, физические лица как иностранные агенты и тому подобное — производят впечатление спланированной кампании, однако их политический смысл остается загадкой. О том, кто и зачем продвигает эти заведомо провокационные новеллы, рассуждает руководитель программы «Российская внутренняя политика и политические институты» Московского центра Карнеги Андрей Колесников

Шквал законопроектов и законодательных инициатив, направленных против гражданского общества, смело можно отнести к категории авторитарного права. Этот квазиправовой напалм бьет по любым организациям и гражданам, которые хотя бы в какой-то степени связаны с иностранными деньгами, и по любым митингам и пикетам, кроме добровольно-принудительных акций в поддержку власти. В Советском Союзе были кандидаты в члены партии и в члены Политбюро, теперь у нас появятся кандидаты в иностранные агенты.

Почему так избыточно много законов? Почему все эти инициативы появились именно сейчас, как будто прорвало невидимую дамбу?

Во-первых, это логика развития авторитарного режима: он не может не становиться жестче и репрессивнее. Во-вторых, конечно, идеологические поправки к Конституции, включая регулирование исторического дискурса, отношения между полами, а также между населением и Господом Богом, открыли шлюзы для креативного нормотворчества субъектов законодательных инициатив, каждый из которых желает продемонстрировать безграничную преданность руководству страны и быть им замеченным. Отсюда в буквальном смысле гонка законопроектов, даже таких, которые, возможно, это высшее руководство и не запрашивало, хотя в целом и одобряет.

В-третьих, вероятно, взрыв репрессивного нормотворчества — своего рода артиллерийская поддержка принятого законодательства, касающегося абсолютного иммунитета бывших президентов от любого преследования. При обсуждении этого закона противникам конституционных новшеств, которые странным образом обнаружились в Думе, было предложено сдать мандат. Это полный аналог известной советской формулы «Партбилет на стол!». Что логично: если работа над введением единомыслия в обществе все еще продолжается, в том числе с помощью репрессивного законодательства, то в органах власти оно уже должно быть достигнуто. И не время сейчас, когда Родина в опасности и ее окружают иностранцы и лица без гражданства, играть в оппозиционность.

В-четвертых, в этих законах собраны все страхи и негативные эмоции российского истеблишмента. И главный страх — перед гражданским сопротивлением белорусского типа. По сути, это подготовка к революционной ситуации — чтобы была «законная» основа для превращения России в нужный момент в белорусское СИЗО Жодино.

Понятно, что применять эти законы «сегодня и ежедневно» и методом ковровых бомбардировок невозможно. При всем желании это требует большой дисциплинированности в администрировании репрессивных норм. Тем не менее это не «публицистические» спящие нормы: в зависимости от требований момента они, очевидно, будут применяться избирательно, а иной раз и случайным образом, но на полную проектную мощность.

У этих норм есть два принципиальных свойства: во-первых, у них искусственный предмет регулирования и, во-вторых, они антиконституционны.

Возьмем для примера инициативу депутатов, касающуюся избавления от «иностранного вмешательства в образовательный процесс». В пояснительной записке сказано, что инициатива противостоит «бесконтрольной реализации антироссийскими силами в школьной и студенческой среде под видом просветительской деятельности широкого круга пропагандистских мероприятий, в том числе поддерживаемых из-за рубежа и направленных на дискредитацию проводимой в Российской Федерации государственной политики, пересмотр истории, подрыв конституционного строя».

В природе не существует такой формы просвещения, как пропаганда, — просто по семантическому значению слова «просвещение». Да, никто не спорит с тем, что просвещение несет в себе зерна скепсиса по отношению к упрощенному и мифологизированному представлению об устройстве мира, и это по давней российской исторической традиции никогда не было приятно российскому государству. Просвещенным народом сложнее управлять.

Но предмета регулирования нет. Что такое дискредитация государственной политики? Полицейский, избивающий в участке задержанного, действует от имени государства и облечен им полномочиями по реализации монополии на легитимное насилие. Критика такого полицейского — дискредитация госполитики? Про пересмотр истории в стране, где начальство считает раздел мира в соответствии с секретными договоренностями между Гитлером и Сталиным морально обоснованным, и говорить нечего.

А вот конституционный строй — и здесь мы переходим к теме антиконституционного характера новых инициатив — ставят под вопрос сами «слуги народа». Все, что ими сочиняется в отношении митингов, пикетов, гражданских организаций, не одобряемых Кремлем и ФСБ, прямо противоречит сразу нескольким статьям главы 2 Конституции РФ о правах и свободах человека и гражданина. А Основной закон, хотелось бы попутно напомнить, имеет прямое действие.

Статья 43 Конституции провозглашает право на образование, в том числе гарантирует «различные формы образования и самообразования». Статья 44 гарантирует свободу творчества и преподавания. Не бывает «суверенной» науки и преподавания — эти сферы еще в XX веке были интернационализированы, и это единственный залог того, что знание в стране не маргинализируется, а сама страна катастрофически не отстанет от всего остального мира ментально и технологически. «Суверенная» наука и «суверенные» университеты не производят конкурентоспособного знания — это путь в Средневековье. Впрочем, с академическими свободами у нас теперь превентивно, чтобы власть не предъявляла претензий, успешно борются сами университеты, избавляясь от особенно свободолюбивых преподавателей.

Это всего лишь один кейс. Здесь было бы где развернуться Конституционному суду, если, конечно, он, находясь в рамках новых ограничений в своей деятельности, еще способен функционировать в соответствии со своим прямым назначением. Впрочем, беспрекословное одобрение им обнуления президентских сроков в пользу этой гипотезы не свидетельствует.